Соотношение духовного и физического в осмыслении Галеном здоровья и болезни

Основной вопрос, ставший перед Галеном, можно сформулировать следующим образом: возможность познания причин болезней и способов их излечивания. В разрешении этой задачи он стоит в одном ряду с Гиппократом и другими врачами - сторонниками рациональной медицины.

современной научной литературе зарождение рациональной медицины в догиппократовскую эпоху и само создание «Корпуса Гиппократа» связывается с разрывом медицины с оккультными практиками храмового врачевания и грубой языческой религиозностью в целом. Разговор о духовных процессах, обуславливающих состояние болезни и здоровья (или влияющих на них) - сложнейший вопрос. В историографии крайне мало попыток его исследования. Эти попытки следует анализировать с учетом общеизвестного характера преемственности натурфилософских взглядов Галена и Платона - сам Гален многократно подчеркивает этот факт. Вопрос взаимоотношений духовного и телесного в медицине является чрезвычайно многоплановым. Он рассматривается в морально-этической плоскости и, буквально, в контексте общей патологии (например, психосоматических теорий происхождения болезни). Единственный, как уже отмечалось ранее в нашем исследовании, введенный в русскоязычный научный оборот текст Галена «О назначении частей человеческого тела», посвящен собственно анатомическим и, частично, физиологическим взглядам римского врача. Вопросы взаимоотношений духовного и телесного, а также всего того, что в современной медицине называется «высшей нервной деятельностью», лежат за пределами этого трактата. Рассмотрение этих вопросов возможно лишь с введением в научный оборот новых источников - именно это мы и делаем в контексте нашего изложения. Предметом нашего анализа служат работы Галена «Способ распознавания и лечения страстей любой, в том числе и своей собственной души» и «О распознавании и лечении заблуждений каждой души».

согласиться, что неразумие есть недуг души, но существуют два вида неразумия - сумасшествие и невежество. Значит, все, что сродни любому из двух названных состояний, заслуживает имени недуга, и тогда к самым тяжелым среди этих недугов души придется причислить нарушающие меру удовольствия и страдания. Когда человек упоен радостью или, напротив, терзается огорчением, он в своей неуемной жажде несвоевременно получить одно и освободиться от другого не может ничего правильно видеть и слышать; его ум помрачен, и он в такое время менее всего способен рассуждать. Между тем, если у кого-нибудь, словно у особо плодоносного дерева, мозг рождает в избытке струящееся семя, такой человек по различным поводам испытывает много терзаний, но и много удовольствий, то вожделея, то насыщая вожделение; обуреваемый сильнейшими удовольствиями и неудовольствиями, он живет в состоянии безумия большую часть жизни. Итак, душа его больна и безумна по вине тела, однако все видят в нем не больного, но добровольно порочного человека. На деле же любовная необузданность есть недуг души, чаще всего рождающийся по вине одного единственного вещества, которое сочится сквозь поры костей и разливается по всему телу. Когда так называемую невоздержность в удовольствиях хулят как добровольную порочность, хула эта почти всегда несправедлива: никто не порочен по доброй воле, но лишь дурные свойства тела или неудавшееся воспитание делают порочного человека порочным, притом всегда к его же несчастью и против его воли.

Что касается области страданий, то и здесь тело зачастую оказывается повинным в пороках души.

дерзости и трусости, забытья и тупоумия. Если же к такой предрасположенности прибавляются порочные государственные установления, а равно и дурные речи, наполняющие как частную, так и общественную жизнь, и если при этом не изучаются уже с юных лет те науки, чья целительная сила могла бы противостоять этому злу, то под воздействием этих двух причин, совершенно неподвластных нашей воле, и становятся порочными все те из нас, кто порочен. Ответственность за это лежит скорее на зачавших, нежели на зачатых, и скорее на воспитателях, нежели на воспитуемых; и все же каждый обязан напрягать свои силы, дабы с помощью воспитания, упражнений и занятий избегнуть порока и обрести то, что ему противоположно. Впрочем, это относится уже к иному роду рассуждений»’.

Иными словами, и природа, и воспитание могут быть повинными в душевных недугах. Так как бессмертная душа находится в смертном теле, вследствие телесных заболеваний могут возникнуть определенные недуги души. Это представление о том, что причинами определенных недугов души являются чисто соматические причины, не являлось абсолютно новым. Как и его предшественники, Платон отвергает точку зрения, что ментальные нарушения имеют сверхъестественное происхождение, и трактует их как болезни, не особенно отличающиеся от телесных недугов. Это еще раз подчеркивает значение работ Платона в контексте формирования греческой рациональной медицины.

Его анализ, тем не менее, носит подробный характер и твердо базируется на его теории трехчалтного устройства души человека. Три телесных обители души, ясно упомянутые в трактате «Тимей», где в том числе указывается, что психические нарушения вызваны парами, проистекающими из тленных телесных жидкостей - желчи и флегмы.

Из вышеприведенной цитаты следует, что Платон определяет два основных вида недугов души, считая их формой «безумия» (anoia - которое определяет

1 Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т 3. С. 493-494.

состояние, когда разум не может осуществлять надлежащий контроль над остальной душой). Выделяются сумасшествие (monio - повышенная возбудимость) и невежество (omothio - тупое, апатичное невежество). Они проистекают из нездоровой конституции, унаследованной от родителей или полученной в результате плохого воспитания. Тем не менее, людей с поражением психики нельзя обвинять в этом (поскольку не они сами выбирали такую предрасположенность). Однако невозможно их полностью освободить от ответственности, они должны предпринимать все возможные усилия, чтобы «избегнуть порока».

Как частный случай душевных недугов, Платон описывает человеческое умопомрачение (психопатию): «То, что бог уделил пророческий дар человеческому умопомрачению, может быть бесспорно доказано: никто, находясь в своем уме, не бывает причастен боговдохновенному и истинному пророчеству, но лишь тогда, когда мыслительная способность связана сном, недугом либо неким приступом одержимости. Напротив, дело неповрежденного в уме человека - припомнить и восстановить то, что изрекла во сне либо наяву эта пророческая и вдохновленная природа, расчленить все видения с помощью мысли и уразуметь, что же они знаменуют - зло или добро - и относятся ли они к будущим, к минувшим или к настоящим временам. Не тому же, кто обезумел и еще пребывает в безумии, судить о собственных видениях и речениях! Правду говорит старая пословица, что лишь рассудительный в силах понять сам себя и то, что он делает. Отсюда и возник обычай, чтобы обо всех боговдохновенных прорицаниях изрекало свой суд приставленное к тому племя истолкователей; правда, их и самих подчас называют пророками, но только по неведению, ибо они лишь разгадывают таинственные речения и видения, а потому должны быть по всей справедливости названы никак не пророками, но толкователями при тех, кто прорицает.

Таковы причины, по которым печень получила вышеописанное устройство и местоположение; целью было пророчество. И в самом деле, покуда тело живет, печень дает весьма внятные знамения, с уходом же жизни она становится слепой, и тогда ее вещания слишком туманны, чтобы заключать в себе ясный смысл»’.

Немаловажное место в диалоге Платона занимают его рассуждения на предмет лечения: «Соответственно из всех видов очищения и укрепления тела наиболее предпочтительна гимнастика; на втором месте стоит колебательное движение при морских или иных поездках, если только они не приносят усталости; а третье место занимает такой род воздействий, который, правда, приносит пользу в случаях крайней необходимости, но в остальное время, безусловно, неприемлем для разумного человека: речь идет о врачебном очищении тела силой лекарств. Если только недуг не представляет чрезвычайной опасности, не нужно дразнить его лекарствами. Дело в том, что строение любого недуга некоторым образом сходно с природой живого существа; между тем последняя устроена так, что должна пройти определенную последовательность жизненных сроков, причем как весь род в целом, так и каждое существо в отдельности имеет строго положенный ему предел времени, которого и достигает, если не вмешается сила необходимости. Сами составляющие это существо треугольники при своем соединении наделены способностью держаться только до назначенного срока и не могут продлить свою жизнь долее. Таким же образом устроены и недуги, и потому обрывать их течение прежде положенного предела силой лекарств может лишь тот, кто хочет, чтобы из легких расстройств проистекли тяжелые, а из немногих - бесчисленные. Следовательно, лучше руководить недугом с помощью упорядоченного образа жизни, насколько это позволяют нам обстоятельства, нежели дразнить его лекарствами, делая тем самым беду закоренелой»2.

1 Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т 3. С. 418.

2 Там же. С. 496-491.

Таким образом, Платон настаивает, что главным средством, которым следует излечивать телесные и душевные болезни, является не лекарственная терапия, представляющая собой внешнее насильственное воздействие, но внимательное, корректирующее обучение, как физическое, так и психическое. Его следует осуществлять с самых ранних лет, обеспечивая соответствующий режим и гимнастические упражнения, с целью достижения баланса между духовным и телесным.

Существует необходимость и в понимании взаимоотношений различных религиозно-философских систем и науки на разных этапах истории естествознания. В данной работе мы под различными углами зрения рассматриваем теоретические представления Галена и степень их комплиментарнос™ основным конкурирующим направлениям в натурфилософии. Феномен полуторатылячелетнего доминирования системы Галена в естествознании и философии христианской Западной Европы широко констатируется в историографии. Вне всякого сомнения, этот факт невозможно верно интерпретировать без ответа на вопрос: почему Гален и его взгляды были комплиментарно восприняты христианами? Безусловно, сам факт синтеза эллинской науки и раннехристианской мысли хорошо известен в историографии’. Он широко комментировался патрологами и современными учеными. Наша задача - проследить это комплиментарное восприятие на примере Галена и его теории.

¹Conrad L.I., Neve M., Nutton V., Porter R., Wear A. The Western medical tradition: 800 BC to AD 1800.; The church and healing. Ed. by Sheils W. J. Oxford, 1982; Temkin O. Hippocrates in a World of Pagans and Christians.; Ferngren G.B. Medicine and Health Care in Early Christianity.

2 Park K. Medicine and society in Medieval Europe 500-1500. Ed. by Wear A. Medicine and Society. Historical Essays. P. 59-90; Siraisi N.G. Medieval and Early Renaissance Medicine: An Introduction to Knowledge and Practice; Conrad L.I., Neve M., Nutton V., Porter R., Wear A. The Western medical tradition: 800 BC to AD 1800; Ferngren G.B. Science and Religion: a historical introduction.; Ferngren G.B. The history of Science and religion in the Western Tradition: an encyclopedia.

Представляется важным проанализировать отношение Галена к тем или иным современным ему философским системам, а также отношение к ним раннехристианской мысли. Мы попытаемся оценить степень близости Галена к тому, что могло бы быть названо христианской религиозно-философской системой, формировавшейся в рамках зарождавшегося так называемого научного богословия. По нашему мнению, невозможно понять галенизм как явление доминировавшее в науке IV-XV вв. вне поля этого анализа. Одним из наименее разработанных в научной литературе аспектов этой близости как раз и являются вопросы духовной жизни человека и отношений духовного и телесного в представлении Галена.

С одной стороны, Гален - последовательный сторонник эмпирического познания. Именно практическая деятельность по выявлению и накоплению фактов лежит, по его мнению, в основе подлинно научного знания. С другой стороны, он - автор переворота в естественных науках, состоявшего в разработке комплексной теоретико-практической системы, ставшей, впервые в истории медицины, господствующей. Интерпретацию его взглядов на анатомию и практику врачевания (этой проблеме посвящено множество исторических трудов) можно считать решенной научной задачей. Речь идет об очевидном приоритете эмпирического знания с его дальнейшим осмыслением в духе рационального понимания объективности естественных наук. Вопросы галеновской этики и его взглядов на психическую сферу жизни человека - мало исследованный вопрос.

Гален, при построении своей философско-медицинской системы уделял пристальное внимание не только излечению болезни тела (то νοσημσ аюцатод). Он также считал, что проявление страсти и совершение из-за этого нравственного проступка (то αμ(арτημα) тоже являются болезнями, только не тела, а души. Поэтому, как и заболевания тела, душа нуждается в излечении определенными способами. Морально-этические взгляды Галена с определенностью можно назвать учением о нравственной философии. Выше мы уже отмечали, что Гален

отвергал исключительно эмпирический подход, называя врачей, использующих лишь опытное знание, «продавцами лекарств». Подобные врачи пытаются ограничить своим временным, условным и относительным опытом не поддающиеся определению первоначала. Тем самым, в их сугубо эмпирических медицинских системах относительное занимает место абсолютного. При этом врач-эмпирик не исследует до конца даже относительные причины болезни, поэтому он лишен преимущества различения существенных и случайных свойств - реальных причин болезни и простых «сопутствующих обстоятельств». Гален предлагает создать некий идеальный способ действий врача, который позволяет правильно определить причины появления болезни, познать ее свойства и соответственно найти верные способы ее исцеления’.

В своих трудах он отмечает, что нет никаких образцовых, сложившихся правил, заключенных только в эмпирической оценке вещи, а сиюминутные результаты опыта не могут быть окончательными и исключительными^ Механически нагроможденные друг на друга в сознании врача реальные события не могут быть полной истиной, также как буквы безо всякого порядка не могут составить слово. Невозможно бессвязно прийти от понимания одного явления к правильному понятийному определению, действительному для следующего. Подобное накопление бессистемного опыта ведет лишь к невежеству, не имея общего и целостного смысла, невозможно решить никакую задачу. Концептуальное целое не может быть достигнуто при перечислении каких-либо его заметных частей. Но при этом только реальная связь событий, их системная индивидуализация дает нам возможность правильного обобщения.

Гален доказывает и поощряет именно действие разума, подкрепленное силой знания, что, в конечном итоге, приводит к истинным открытиям и определению правильных симптомов болезни. В этом случае лечебный процесс

1 Magendie F. An Elementary Treatise on Human Physiology. New York, 1843. P. 112.

2 Deichgraber K. Die griechische Empirikerschule. Berlin, 1930. S. 96.

3 Riese W. The Conception of Disease, Its History, Its Versions and Its Nature. New York, 1953. Р. 86.

всегда представляет собой становление отношений между врачом и больным, в котором присуствуют не только опытное наблюдение. На его основе, далее, появляется целостное медицинское исследование, направленное на постижение болезни в совокупности всех ее характеристик и признаков. В результате этого стремления, в сознании врача возникает некий идеальный взгляд на болезнь и применение действенных способов лечения’.

Подобный образ мышления предстает у Галена как движение разума, раскрывающее все его потенциальные способности, что помогает полностью «освоить» предмет познания. Происходит как бы сочетание двух расходящихся смысловых рядов: с одной стороны, разумности, ума, интеллекта, облагороженного и воспитанного философией, логикой и естественными науками, такими как геометрия или астрономия. С другой, мы видим некую совокупность интуитивных и практических навыков, дополняющих чистый ум и представляющих собой искусство (ή те^п) врача. У поклонников лишь опытного знания врачебное искусство ограничивается именно ремесленными способами, средствами и приемами. Чтобы избежать технической односторонности, во врачебной практике необходимо использовать чистые формы познания, с помощью которых возможно достижение целесообразных сознательных действий. В таком случае знание и действие совпадают в своем единстве, владение научными принципами приводит к истинному знанию, которое легко претворяется в жизнь. Ремесло, техника (f те^п)), по мнению Галена, всегда производная от научного знания, а не наоборот. Именно постижение универсальных сущностей помогает индивидуализировать их в медицинской практике.

Гален пытался объединить синтетическую, наблюдательную, и дедуктивную мысль, с аналитической, экспериментальной и индуктивной

1 Riese W. The Conception of Disease, Its History, Its Versions and Its Nature. Р. 87-92.

мыслью¹. Знание рассматривается им как «знание смыслов», выявляемых в вещах в качестве их «скрытого». Применяя свой метод на практике, Гален всегда строго следовал индуктивным методам, когда от специальных и специфических признаков болезни он восходил к выработке общего плана лечения, с помощью которого уже исцелял саму болезнь. Но общий план лечения той или иной болезни невозможно составить без соответствующего научного знания. Сочетание в медицинской системе Галена теоретического знания, аналитически рассматривающего эмпирический опыт и опытных (эмпирических) представлений 0 целесообразном устройстве природы, в общем, и человеческого организма, в частности, привело к тому, что врачебные взгляды Г алена пользовались успехом в научном сообществе на протяжении почти полутора тысяч лет и всячески поддерживались христианской церковью. Сочинения Галена - это восторженное восхищение перед совершенством устроения человеческого тела и вселенной, где все части служат своим целям.

Особенностью учения Галена было сочетание идей творения мира, где Творец отождествлялся с Умом (νοο;), в духе платонизма, с телеологическим принципом устройства живого. Подробно он излагает эти взгляды в своем труде «О назначении частей человеческого тела» (Пер! χρείσ? μoptoν), где, основываясь на целесообразном строении организма, Гален приходит к выводу, что причиной порядка является некий божественный разум, Демиург (образцом для него служил платоновский диалог «Тимей»): «ум-νους все распределяет и упорядочивает»2, «Творец-Зт^дюируод ведет все возникающее к наилучшему виду»3, «во всем наш Творец имеет в виду единую цель совершенства всех частей, выбор наилучшего»^{[165][166][167][168]}. Гален даже пытается доказать существование Демиурга с

помощью аргумента о целесообразности, проводя аналогию между устроением живых существ и искусственных вещей, что не объяснимо действием слепого случая’. Вместе с тем Гален совершенно спокойно использует при описании функции телесных органов2 словосочетание «природа создала» (f φυσις ;;Si]inoi)pyi]>(аскос) (начиная с эпохи Гомера), что обозначает собой кожаный мех для жидкости. Таким образом, грубое вещество, кожи сохраняет и охраняет важное внутреннее наполнение, сущность. Христианину необходимо прилагать стирание и заботу, чтобы обрабатывать свое тело, вести его к совершенству.

Именно сквозь призму такой точки зрения и рассматривались в аскетической практике страстные проявления человеческой души и указывались пути избавления от них. Здесь и начиналось совпадение христианского духовного и голеновского медицинско (этического) взглядов ни страсти кик болезнь. Ее требовалось побороть, иначе говоря - излечить с целью возвращения здоровья. Рассмотрим страсти, на которых Голен сделал акцент в работе «О том, что лучший врач - еще и философ»: сребролюбие, чревоугодие и гнев.

Л

Страсть гневи в святоотеческой письменности назывались кик f opyf (оргэ) тик и о θυμog (тюмос). В некоторых случаях f opyf (оргэ) и о θυj^og (тюмос) употребляются, по-видимому, безразлично. Однако при всем сходстве они заключают в себе и различие, так как употребляются уже в Новом Завете раздельно, хотя и в общем контексте. В аскетической литературе более или менее определенно указывается и их различие. Это различие сводится к тому, что «тюмос» обозначает собой гнев в начальной стадии его развития, первую вспышку гнева, в то время как «оргэ» предполагает гнев уже развившийся, законченный. Первое - это внутреннее движение души, а второе - проявление и обнаружение его. В классическом словоупотреблении «оргэ» означало вообще внутреннее натуральное влечение, внутреннее, к определенной цели направленное стремление, в котором проявляется известное настроение человека. оруή имело смысл еще более широкий и употреблялось для обозначения производительной силы земли, полового влечения у животных. У Гиппократа, а затем Галена, этот глагол употребляется при описании болезней, которые проявляются в резких, бурных симптомах2.

Отличительной стороной жизни человека в состоянии греховной невоздержанности, по мнению христианских писателей, является обмирщенность образа жизни. Преобладающим ее содержанием в этом случае служат земные предметы и интересы, которые принимаются человеком в качестве самоценных и самодовлеющих. Гален, как мы показали выше, описывает эти чувства как суетные проявления болезненных страстей. Различие «ненависти» и «гнева» по их психологическому смыслу состоит в том, что «ненависть» в большей степени затрагивает теоретическую сторону, мыслительную способность в человеке, тогда как гнев проявляется преимущественно в чувствах и поступках, почему он сильнее и заметнее выражается также и в области физических и физиологических проявлений. Св. Василий Великий называет гнев «внутреннею бурею смятенного

духа»¹. По учению Св. Григория Нисского любостяжательность ведет за собой гнев к равным, гордостьк низшим, зависть. По словам Аввы Дорофея гневаются обыкновенно или из-за имения или из-за снеди. Гален указывает, что обжорство вызывает как телесное страдание, так и страдание души, так как предмет радости сластолюбца не является истинным благом. Борьба с пороком обжорства предполагает не столько волевое подавление позывов к еде, сколько размышление о ее истинном месте в жизни. Прп. Антоний Великий так говорит об этом: «Умная душа, стоя непоколебимо в своем добром намерении, как коня, обуздывает гнев и похоть - эти неразумнейшие свои страсти, и за то, что борется с ними, укрощая и преодолевая их, увенчивается и удостаивается пребывания на Небесах, получая сие как воздаяние за посев и труды от создавшего ее Бога».

А вот мнение Галена: «На самом деле если бы вы только молились, то были бы гораздо богаче, чем все ваши сограждане. Вы же никогда не бываете удовлетворены и всегда опасливо озираетесь по сторонам, думая, что в ином месте некто может стать более богатым, чем вы. Если вы будете стремиться к богатству ради самого богатства, то вы будете бесконечно переходить из страны в страну, чтобы стать самым богатым во всех народах. Но вы не можете стать более богатым, чем все люди, и поэтому неполноценны из-за своих неуемных желаний» (Приложение А, с. 507).

Описывая раздражительную, чревоугодную и сребролюбивую страсти, раннехристианская святоотеческая мысль примыкает к платоновской традиции (именно ей и следует Гален). Согласно учению Платона «желательная» (то επίθυμητικον (эпитюмэтикон) сторона души по природе подчинена разумной, но, также по природе, ей совершенно противоположна. Господство разумной способности над желательной возможно только при посредстве именно страстной силы (тюмос), которая и служит посредствующим звеном между обеими, по ^[180][181]природе своей стоя ни стороне разума. Именно благодаря поддержке и помощи (тюмос), разум имеет реальную возможность последовательно утверждать свое господство над чувственностью’.

Христианская точка зрения очень близка этой логике: «Грех нашел себе опору в вещественном, и тело стало седалищем его. Но умная души, поняв сие, свергает с себя бремя вещественного и, возникнув из-под сего бремени, познает Бога всяческих и внимательно смотрит за телом, как за врагом и противоборцем, не доверяя ему. И таким образом душа, победив злые страсти и вещество, венчается от Бога»2.